Святой доктор Федор Петрович Гааз

1.

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего
образования
«Курский государственный медицинский университет»
Министерства здравоохранения Российской Федерации
(ФГБОУ ВО КГМУ Минздрава России)
Медико-Фармацевтический колледж
Святой доктор Федор Петрович Гааз
Выполнила: студентка 2 курса группы
№4
Отделения сестринское дело
Малыхина А.Е

2.

Гааз
(Фридрих-Иосиф Haas, Федор Петрович),
старший
врач московских тюремных больниц, родился 24
августа 1780 г. в г. Мюнстерэйфеле, недалеко от
Кельна
(Пруссия)
в
католической
семье.
Учился в Йенском и Гёттингенском университетах, а
врачебную практику начинал в Вене. Впервые приехал
в Россию в 1803 г., в 1806 г. начал работать в качестве
главного врача Павловской больницы в Москве.
В 1809-1810 гг. дважды ездил на Кавказ, где изучил и
исследовал минеральные источники – в настоящее
время Кавказские Минеральные Воды: Кисловодск,
Железноводск, Ессентуки. Во время Отечественной
войны
1812
г.
работал
хирургом
в
Русской
армии.
После этого некоторое время Ф.П. Гааз пробыл на
родине, в Германии, а в 1813 г. решил окончательно
поселиться в России. В Москве он имел большую
врачебную практику, пользовался уважением и
любовью жителей города, был вполне обеспеченным
человеком.

3.

Начало новой жизни
Ему было 47 лет. Он все больше походил на городского чудака: одевался по
моде своей юности — фрак, белое жабо, панталоны до колен, черные
шелковые чулки, башмаки с пряжками. Впрочем, на его чудачества смотрели
снисходительно: у него был собственный дом в Москве и подмосковное
имение, где он завел суконную фабрику. Гааз вел жизнь серьезного,
обеспеченного и уважаемого человека. Он много читал, любил дружескую
беседу и состоял в оживленной переписке с знаменитым немецким философом
Шеллингом. Он больше не питал романтических иллюзий относительно
российской госслужбы и снова занимался частной практикой.
И тут к нему опять обратился князь Голицын, который набирал первый
московский попечительский тюремный комитет. Гааз понял: это судьба. И
отдался ей, став главным врачом московских тюрем.
Доктор Гааз: что такого этот немец делал в России, что его считали то чудаком,
то святым

4.

Святой доктор
В ранг “святого доктора” Гааза возвели заключенные, когда тот стал главным врачом
московских тюрем. На этом, пожалуй, самом трудном, поприще генерал-медик трудился
почти двадцать пять лет. Гааз внес в тюремный миропорядок столько нового, гуманного
и неординарного, что его идеи сохраняют свою актуальность до настоящего времени.
Очень много сделал Ф.П. Гааз и для маленьких детей арестантов, чаще всего сосланных
крепостных.

5.

Спешите делать добро!
Федору Петровичу перевалило за семьдесят. Годы не
малые, да и здоровье не то, что было раньше, — пора бы
угомониться. Но не тут-то было! Гааз всю жизнь мечтал о
строительстве больницы для неимущих, для тех, кто
внезапно заболел или получил увечье. В конце концов он
превратил мечту в реальность. Продал свой дом, вложил
все свои сбережения в строительство — больница была
возведена. По сути это было первое учреждение скорой
медицинской помощи в России.
Гаазовская больница в Малом Казенном переулке на
Покровке принимала больных круглосуточно и в
неограниченном количестве. Когда однажды Федору
Петровичу доложили, что мест нет, все 150 коек
заполнены, а больных везут, он распорядился размещать
их в своей квартире.

6.

Доктор Гааз вступает в бой
Горячо взявшись за исполнение обязанностей директора тюремного комитета, Гааз получил под надзор пересыльную тюрьму. И был
потрясен не только зрелищем ссыльных на пруте. Его поразил абсурд ситуации, когда настоящие злодеи шли на каторгу свободно,
хоть и в кандалах, а высылаемые за мелкие провинности — мучились, нанизанные на прут.
Но Гааз был из тех, кто буквально понимает совет «отойти от зла и сотворить благо». Он тотчас забил тревогу и начал против этого
прута войну, растянувшуюся на многие годы.
На этом пути ему пришлось столкнуться и с личной неприязнью, и с канцелярской рутиной, и с упорным противопоставлением
ведомственных интересов общей пользе. И нужно было много энергии и любви, чтобы не впасть в уныние и не махнуть на все рукой.
Но убежденный в своей правоте доктор Гааз не мог просто ждать окончания канцелярской переписки. Ему удалось изготовить
облегченные кандалы. И он обратился к комитету с просьбой разрешить менять на них прут— всем проходящим через Москву
арестантам.
Рассказывали, что однажды губернатор, приехав к нему по делу, застал такую картину: доктор ходил из угла в угол под
аккомпанемент какого-то лязга и звона, что-то сосредоточенно считая. Оказалось, он велел заковать себя в свои
«облегченные» кандалы и прошел в них по комнате расстояние, равное первому этапному переходу до Богородска, —
чтобы знать, каково идти в таких кандалах.

7.

Была у доктора Гааза и другая печаль. Он видел, что на
здоровье арестантов не обращают никакого внимания. Он
просил относиться к ним как к людям — ему отвечали
уклончиво, посмеиваясь. Он стал требовать — как член
тюремного комитета. Ему резко дали понять, что это —
дело полицейских врачей и их начальства. Тогда Гааз
настойчиво попросил князя Голицына поручить ему
осматривать всех находящихся в Москве арестантов и
подчинить ему полицейских врачей.
Он рассказал, как старик-американец, привезенный
некогда в Одессу дюком де Ришелье и задержанный за
«бесписьменность» (отсутствие документов) был
отправлен на этап с отмороженной ногой. Он рассказал,
как, несмотря на все его просьбы и даже на данное
полицейским врачом обещание, писари внутренней стражи
«сыграли с ним штуку» и отправили в Сибирь арестанта с
венерической болезнью.
И генерал-губернатор распорядился, чтобы Гааз
осматривал арестантов без участия полицейских врачей и
больных оставлял в Москве до излечения.

8.

В тюрьме тоже люди…
Католик Гааз являлся в тюремный православный храм к обедне и внимательно
слушал проповедь, затем обходил камеры, задавал вопросы. Арестанты ждали его,
как праздника, верили в него и даже сложили поговорку: «У Гааза нет отказа». Он
всегда один входил в камеры и подолгу там оставался. И не было случая, чтобы маломальски грубое слово вырвалось у кого-то против Федора Петровича.
Он терпеливо выслушивал даже самые вздорные претензии. Понимал: человек и сам
часто знает, как нелепа его просьба и несправедлива жалоба, но надо дать ему
выговориться, почувствовать, что между ним и внешним миром есть все-таки связь и
этот мир преклоняет ухо, чтобы выслушать его.

9.

Тюремная реформа в миниатюре
Московский тюремный замок Гааз застал в жутком состоянии.
В маленьких мутных окнах не было форточек, печи дымили,
воду качали из грязных притоков Москвы-реки, у стен,
покрытых плесенью, росли грибы, в мужских камерах не было
нар, а на ночь в них ставили протекавшую «парашу», негде
было умыться, кухни заросли грязью, пища была плохая и
скудная.
И немец Гааз начал решительно бороться с этой «несносной
неопрятностью». Он так горячо описал ее князю Голицыну, что
доктору разрешили — в качестве эксперимента — устроить
один из коридоров тюремного замка по-своему.

10.

Книжка для ношения на груди
Приобретая на деньги комитета Священное Писание, Гааз стал на собственные
средства покупать для раздачи еще и другие книги. А когда ни комитетских, ни
личных денег уже не хватало, обратился за помощью к богатому петербургскому
купцу, шотландцу Арчибальду Мерилизу, и «англиканский негоциант» в течение
двадцати с лишним лет (!) присылал Гаазу книги, тратя на это десятки тысяч рублей.
Это были церковные и гражданские азбуки, святцы, часословы, псалтири, книги по
Священной истории, катехизисы и, конечно, Евангелия — на церковнославянском,
русском и иностранных языках.
Но одной раздачи книг Гаазу было мало. И он за свой счет в огромном количестве
экземпляров издал собственную книжку «О начатках любви к
ближнему». Начиналась она восемнадцатью отрывками из Евангелия, а потом автор
без громких фраз, понятно и просто убеждал читателя не предаваться гневу, не
злословить, не смеяться над несчастьем ближнего и не глумиться над его уродствами,
а главное — не лгать.
Эту книжку Гааз раздавал всем, уходившим из Москвы по этапу. А чтобы она в пути
не затерялась и не стесняла арестанта, к ней прилагалась особая сумочка на шнурке,
которая вешалась владельцу книжки на грудь.

11.

«Он один сделал более, чем после него все комитеты»
«Смешным чудаком» был Федор Петрович. Он как-то очень буквально понял слова
апостола Павла: то, что ты сеешь, не оживет, если не умрет — и, отказавшись от
личного счастья, спокойствия и удобств, ожил для совершенно иной жизни. Обычно,
видя людские немощи, несчастия и страдания, мы оглядываемся назад, ища причину. А
Гааз смотрел вперед. Его интересовали не причины, а последствия несчастья — с ними
он боролся со всей энергией, всеми силами души.
Его окружали равнодушие и бюрократическая рутина. Он действовал часто без всякой
помощи, преодолевая сопротивление и сверху, и снизу, не видя ни продолжателей, ни
ощутимых изменений в жизни общества от своих трудов.
А между тем председатель Петербургского тюремного комитета Лебедев утверждал:
«Гааз в двадцать четыре года своей деятельности (…) один, не имея никакой власти,
кроме силы убеждения, сделал более, чем после него все комитеты и лица власть
имевшие».

12.

Заключение
Сведений о последних годах Гааза в личном плане практически не осталось.
Лев Копелев писал, что в 1850 году доктора «всё чаще донимали хвори», у
него появилась одышка, ноги к вечеру опухали, а также
«усиливались подагрические боли во всём теле».
Завещание Гааз написал 21 июня 1852 года.
В августе 1853 года Гааз сильно заболел, у него появились карбункулы на
спине и на боках, которые были сильно болезненны, также имел место жар с
ознобом. Лежать он не мог, поэтому сидел в своём кресле. Спал сидя,
урывками. Шестнадцатого августа доктор уснул около полудня и уже не
проснулся.
В 1909 году состоялось торжественное открытие памятника доктору Гаазу в
сквере больницы. На памятнике была высечена надпись: «Ф.П. Гааз.1780—
1853. Спешите делать добро», — девиз, которому он свято следовал всю
свою жизнь. В 2000 году исполнилось 220 лет со дня рождения, а в 2003
будет 150 лет со дня смерти доктора Гааза. В бывшем здании Полицейской
больницы, в Малом Казенном переулке, расположен теперь НИИ гигиены
детей и подростков. Здесь, в одном из кабинетов, до сих пор хранится
рабочий стол доктора.