Ленинградская симфония

1.

2.

«Моя 7-я симфония навеяна грозными событиями
1941-го года. В нашей борьбе с фашизмом, в
нашей грядущей победе с врагом, своему родному
городу Ленинграду я посвящаю это сочинение»,
— сказал когда-то Дмитрий Дмитриевич.

3.

8 июля 1941 г. Композитор Дмитрий Шостакович (справа)
во время учений пожарной команды из профессорскопреподавательского состава Ленинградской
консерватории. Фото: Рафаил Мазелев / ИТАР-ТАСС

4.

Композитор Д.Д.Шостакович — боец добровольной пожарной
команды профессорско-преподавательского состава Консерватории
во время дежурства на крыше Консерватории. 29 июля 1941
г. Фотограф: Рафаил А.Мазелев.

5.

Симфонию Шостакович начал писать ещё до войны,
согласно некоторым данным, черновой вариант 1
части он исполнял на квартире, однако, нигде не
публиковал. В сентябре 1941 года, уже в блокадном
Ленинграде, под скрежет вражеских налётов, он создал
2 и 3 части. Композитор жил тогда на
Каменноостровском проспекте, в бывшем доходном
доме, построенном тремя Бенуа.
• Шостакович за
работой над
симфонией

6.

6
сентября 1941 года он писал своему коллеге
Виссариону Шебалину, что испытывает
сверхъестественное физическое и умственное
напряжение и отмечал: «Сочиняю я с адской
скоростью и не могу остановиться». При этом
Шостакович несколько раз отказывался
покидать Ленинград. Уклонился от «побега»
вместе с консерваторией, в которой преподавал.
Потом из города вывезли филармонию – и снова
без Шостаковича. Но в конце сентября 1941-го
второй секретарь Ленинградского горкома
партии Алексей Кузнецов распорядился
категорически, и композитор был вынужден
подчиниться. 1 октября Шостаковича с семьёй
переправили на Большую землю. Но мать и
другие близкие люди оставались в кольце
блокады.

7.

В
разлуке каждый день ему вспоминался
Ленинград. «С болью и гордостью смотрел я
на любимый город. А он стоял опаленный
пожарами, закаленный в боях, испытавший
глубокие страдания войны и был еще более
прекрасен в своем суровом величии. Как было
не любить этот город, воздвигнутый Петром,
не поведать миру о его славе, о мужестве его
защитников… Моим оружием была музыка», –
писал позднее композитор, чья симфония
стала самым ярким художественным образом
трагедии и славы Ленинграда…

8.

Любительские фотографии блокадного
Ленинграда, сделанные Александром Никитиным
в 1942. Чтобы запечатлеть правду о жизни и
разрушениях в Ленинграде, Никитин нарушил
запрет для простых граждан на
фотографирование в городе. Он успел сделать
всего три снимка, после чего был арестован по
доносу прохожих. Фотографа осудили на 5 лет
тюрьмы по 58-й статье, он умер от голода в
лагере под Соликамском. В СССР его снимки не
публиковались, но их удалось найти в 2002 году в
архиве ФСБ.

9.

Наконец,
27 декабря 1941 он закончил
создание последней части симфонии.
Премьера симфонии состоялась 5 марта 1942
в Куйбышеве.

10.

Владимир
Кудряшов вспоминает: Я
бывал на репетициях
Ленинградской симфонии.
Это январь-февраль 1942
года. Мы тихо присаживались
в последнем ряду партера и
смотрели, как в оркестровой
яме шла репетиция. Нас не
выгоняли. Шостакович сидел
в седьмом-восьмом ряду, и
дирижёр Самуил Самосуд
часто останавливал
репетицию, поворачивался,
Шостакович с партитурой в
руках к нему быстро-быстро
подбегал. И они весьма
эмоционально что-то
обсуждали.

11.

Репетиция
Седьмой симфонии в зале
Куйбышевского театра. Крайний справа в
первом ряду - Дмитрий Шостакович. 1942 год.

12.

Премьера
в Куйбышеве 5.03.1942

13.

Шостакович –
Гликману, 6 февраля 1942 г:
Оркестр Большого театра под управлением
Самосуда превосходно репетирует мою
длинную 7-ю симфонию. Вчера впервые были
проиграны полным оркестром 1-я и 2-я части.
На меня это произвело сильное впечатление и
я полдня ликовал, радуясь своему детищу.
Потом репетировать начали на главной сцене.
Шостакович сидел в зале, и стоящий за
дирижёрским пультом Самосуд то и дело
обращался к нему.

14.

15.

Один из таких рабочих эпизодов подсмотрел И. Родин,
корреспондент главной (и в военные годы единственной)
куйбышевской газеты «Волжская коммуна». В очерке
«Торжество советского искусства» он рисует такую
картину:
«Слушатель зачарован звуками изумительного
симфонического аллегро первой части. Но нет –
взыскательный дирижёр не удовлетворен. Он стремится
«выжать» из оркестра все, что только возможно.- Нет
крещендо! Его не ощущаешь! – восклицает Самосуд и
останавливает оркестр. Дирижёр ежеминутно
оборачивается в зал и тревожными глазами глядит на
Шостаковича.- Звучит или не звучит?- Хорошо, очень
хорошо! – громко на весь зал откликается композитор».
А чуть дальше журналист городской газеты обозначает то,
что давно витало в воздухе: «Композитор, дирижёр и
артисты оркестра сдают ответственнейший экзамен перед
всей советской общественностью, перед музыкальной
общественностью всего мира». Всего мира – именно так.

16.

17.

18.

19.

Премьера, состоявшаяся в девять вечера 5 марта, стала
настоящим триумфом Большого театра и
Шостаковича. И крупнейшим культурным событием, за
которым следили все, кто имел возможность
включить радиоприёмник. Ведь премьера симфонии
транслировалась радиостанциями на территорию как
СССР, так и за границу, а открывало трансляцию
выступление Шостаковича.
По воспоминаниям, Самосуд шел к дирижёрскому
пульту «совершенно бледный от волнения» – это
Народный артист СССР, лауреат Сталинской премии,
руководитель одного из лучших оркестров страны,
казалось бы, тысячи раз выходивший к публике и
привычный ко всему! «Чугунная поступь страшного
нашествия ощущалась всеми нервами, казалось, даже
зрением. Во время исполнения первой части всех била
нервная дрожь» — вспоминал балетмейстер Ростислав
Захаров. А финал показал, что Шостакович был
абсолютно прав, считая его достаточно
оптимистическим».

20.

Владимир
Кудряшов: Мне посчастливилось
попасть на премьеру 5 марта 1942 года. Зал
забит битком, мы сидели на галерке. Овации в
финале были оглушительные. Шостакович
сидел в первых рядах партера, он привстал,
повернулся, снял очки и стал руками какие-то
протестующие жесты показывать, чем вызвал
еще больший шквал аплодисментов. Его
заставили подняться на сцену. Тогда я понял,
что такое настоящий успех.

21.

Шостакович
на премьере в Куйбышеве, 5.03.1942

22.

Международный
успех симфонии был огромным.
По сути, это действительно был своего рода
парад, «музыкальная дипломатия» – люди по
всему миру, потрясенные музыкой
Ленинградской симфонии, начали иначе
воспринимать Советский Союз и его граждан. Не
случайно горящий Ленинград и Шостакович в
каске пожарного появятся вскоре на обложке
«Time». А радиопередача из Куйбышева стала
началом «гонки» за партитурой Шостаковича – ее
хотели получить все. В числе первых композитор
помог «своим» – ленинградским музыкантам,
эвакуированным в Ташкент и Новосибирск. Но
ещё до этого специальный самолёт доставил
фотопленку с отснятой партитурой за границу –
в США и Англию. 28 марта «Правда» посвятила
этому небольшую заметку.

23.

Газета
«Правда» от
28.03.1942 посвятила
небольшую заметку
отправке партитуры
за рубеж

24.

• Второе
исполнение
произошло 29
марта 1942,
вновь под
управлением
Самуила
Самосуда,
симфония
была впервые
исполнена в
Москве.
• 15 июля
состоялось
Симфонический оркестр
исполнение в
Ленинградской Филармонии в
Новосибирске,
день исполнения VII симфонии в дирижёром
был Евгений
Новосибирске. В очках
Александрович
Шостакович, рядом –
Мравинский.
Мравинский.

25.

Солдаты
в
Новосибирске у
афиши первого
исполнения VII
симфонии Д.Д.
Шостаковича
1942 год.

26.

Зарубежная
премьера Седьмой симфонии
состоялась 22 июня 1942 года в Лондоне — её
исполнил Лондонский симфонический
оркестр под управлением Генри Вуда.
19 июля 1942 года состоялась американская
премьера симфонии в Нью-Йорке — её
исполнил Симфонический оркестр НьюЙоркского радио под управлением дирижёра
Артуро Тосканини. Причём, Шостакович сам
выбрал Тосканини, как первого исполнителя,
поскольку Артуро покинул родную Италию
из-за нежелания сотрудничать с фашистским
режимом. Тосканини мог лучше понять
чувства автора музыки.

27.

Генри
Вуд и Артуро Тосканини

28.

20 июля 1942 в США
вышел номер журнала
Time c портретом
композитора Дмитрия
Шостаковича в
пожарной каске на
обложке. Гениальный
музыкант на фоне
горящего города…
Портрет композитора
Дмитрия Шостаковича
на обложке журнала
Time от 20.07.1942.
Подпись внизу:
«Пожарный
Шостакович. Среди
разрывов бомб в
Ленинграде услышал
аккорды победы»

29.

Но
конечно, самым главным и памятным было
звучание симфонии в блокадном Ленинграде. 2
июля 1942 года самолёт, которым управлял
лётчик Литвинов, доставил партитуру в
Ленинград. Премьеру назначили на 9 августа.
У немцев на этот день был назначен
торжественный вечер в гостинице «Астория»,
были даже напечатаны пригласительные
билеты. Но в город фашистов не пустили. От
пленных позже узнали: их удивил
массированный артиллерийский удар, который
сравнял с землёй батареи, а потом симфония,
которая зазвучала из всех советских
репродукторов. Это был самый памятный
концерт за всю историю города.

30.

31.

2 июля 1942 года двадцатилетний летчик лейтенант
Литвинов под огнем немецких зениток, прорвав огненное
кольцо, доставил в блокадный город медикаменты и
четыре объёмистые нотные тетради.
На следующий день в «Ленинградской правде» появилась
коротенькая информация: «В Ленинград доставлена на
самолете партитура Седьмой симфонии Дмитрия
Шостаковича. Публичное исполнение ее состоится в
Большом зале Филармонии».
Когда главный дирижёр Большого симфонического
оркестра Ленинградского радиокомитета Карл Элиасберг
раскрыл первую из четырёх тетрадей партитуры, он ахнул:
вместо обычных трёх труб, трёх тромбонов и четырёх
валторн, у Шостаковича было вдвое больше. Да еще
добавлены ударные! Мало того, на партитуре рукою
Шостаковича написано: «Участие этих инструментов в
исполнении симфонии обязательно». И «обязательно»
жирно подчеркнуто. Стало понятно, что с теми немногими
музыкантами, кто еще остался в оркестре, симфонию не
сыграть. Да и они свой последний концерт играли 7
декабря 1941 года.

32.

Дирижёр Большого
симфонического
Оркестра Ленинградского
Радиокомитета Карл
Ильич Элиасберг, шатаясь
от слабости, обходил
госпитали в поисках
музыкантов. Ударника
Жаудата Айдарова он
отыскал в мертвецкой,
где и заметил, что пальцы
музыканта слегка
шевельнулись. «Да он же
живой!» – воскликнул
дирижёр, и это мгновение
было вторым рождением
Жаудата. Без него
исполнение Седьмой
симфонии было бы
невозможным: ведь он
должен был выбивать
барабанную дробь в теме
«нашествие».
• Тромбонист пришел из пулемётной роты, из госпиталя сбежал
альтист. Валторниста отрядил в оркестр зенитный полк. Трубач
притопал в валенках, несмотря на весну: распухшие от голода ноги
не влезали в другую обувь.

33.

Галина Фёдоровна Лелюхина, флейтистка: «Было
тяжело ходить. У меня была цинга, и очень болели
ноги. Сначала нас было девять, но потом пришло
больше. Дирижёра Карла Ильича Элиасберга
привезли на санках, потому что от голода он
совсем ослаб. Мужчин даже вызывали с линии
фронта. Вместо оружия им предстояло взять в
руки музыкальные инструменты. Седьмая
симфония Дмитрия Шостаковича требовала
больших физических усилий. Всем музыкантам
было трудно. На репетиции каждый раз кто-то не
приходил. Седьмая симфония большая, четыре
части. Игравшие на духовых инструментах
задыхались: у музыкантов от голода не хватало ни
сил, ни возможностей ослабленных лёгких.
Работали по пятнадцать минут, а потом отдыхали.
Помню, как мой коллега все повторял: «Только бы
дожить до премьеры!» Не дожил. И тем, кто умер,
приходилось сразу искать замену, поскольку
репетиции не останавливались…»

34.

На время репетиций симфонии
музыкантам увеличили
продуктовый паек, но это не для
всех оказалось спасительным.
Несколько артистов не смогли
дожить до премьеры. Перед
началом репетиции оркестрантам
выдавали по шесть размоченных
чечевичных бобов. Три Галина
съедала сама, а три относила
племяннице Юле. Однажды
дирижёр Карл Ильич Элиасберг
заметил, что флейтистка прячет
бобы в карман и отругал ее:
откуда будут силы для работы,
если не поддерживать себя хотя
бы этой скудной снедью? Но
узнав, что Галина, самая молодая
оркестрантка, относит бобы своей
маленькой племяннице, Карл
Ильич помог отправить Юлю на
Большую землю по Ладоге.
Фото: сверху: репетиция в
Большом зале Филармонии, 1942;
Внизу: Репетиция оркестра. За
первым пультом С. Аркин и Л.
Маргулис. 1942.

35.

Студия
Радиокомитета. Репетиция оркестра.
За дирижёрским пультом К. И. Элиасберг.
1942.

36.

Дирижер Карл Элиасберг и Большой симфонический оркестр
Ленинградского радиокомитета во время репетиции Седьмой
симфонии Дмитрия Шостаковича, 1942. Фото: ТАСС

37.

Ксения Маркьяновна Матус (1916-2001) гобоистка: ««Когда я пришла на
радио, мне в первую минуту стало страшно. Я увидела людей, музыкантов,
которых хорошо знала... Кто в саже, кто совершенно истощен, неизвестно
во что одет. Не узнала людей. На первую репетицию оркестр целиком еще
не мог собраться. Многим просто не под силу было подняться на
четвертый этаж, где находилась студия. Те, у кого сил было побольше или
характер покрепче, брали остальных под мышки и несли наверх.
Репетировали сперва всего 15 минут. И я должна сказать сразу: если бы не
Элиасберг, не его напористый, героический характер, никакого оркестра,
никакой симфонии в Ленинграде не было бы. Хотя он тоже был
дистрофиком, таким же голодным, как и мы, его из «Астории» на
репетиции привозили на саночках. Помню, как на первой репетиции он
сказал: «Ну, давайте…», поднял руки, а они — дрожат… Так у меня и
остался на всю жизнь перед глазами этот образ, эта подстреленная птица,
эти крылья, которые вот-вот упадут, и он упадёт…
Вот так мы начинали работать. Понемножку набирались силёнок. А 5
апреля 1942 г. в Пушкинском театре состоялся наш первый концерт.
Мужчины надевали на себя сперва ватники, а потом уже пиджаки. Мы
тоже под платья надевали всё подряд, чтобы не замерзнуть. А публика? Не
разобрать было, где женщины, где мужчины, все замотаны, запакованы, в
варежках, воротники подняты, только одно лицо торчит… И вдруг Карл
Ильич выходит — в белой манишке, чистейший воротничок, в общем, как
первоклассный дирижёр. Руки у него в первый момент опять задрожали,
ну а потом пошло… Концерт в одном отделении сыграли мы очень
прилично, никаких «киксов» не было, никаких заминок. Но
аплодисментов мы не слышали — все же были в варежках, мы только
видели, что весь зал зашевелился, оживился…

38.

После этого концерта мы как-то разом воспрянули, подтянулись:
«Ребята! Наша жизнь начинается!» Пошли настоящие репетиции,
нам даже дали дополнительное питание, и вдруг — известие, что
на самолете, под бомбежками, к нам летит партитура Седьмой
симфонии Шостаковича. Организовали всё моментально: партии
расписали, набрали еще музыкантов из военных оркестров. И вот,
наконец, партии у нас на пультах и мы начинаем заниматься.
Конечно, у кого-то что-то не получалось, люди обессилены, руки
отморожены… Наши мужчины работали в перчатках с
отрезанными пальчиками… И вот так, репетиция за репетицией…
Мы брали партии домой, чтобы выучить. Чтоб всё было
безукоризненно. К нам приходили из Комитета по делам искусства,
какие-то комиссии постоянно нас слушали. А работали мы очень
много, параллельно ведь приходилось учить и другие программы.
Помню такой случай. Играли какой-то фрагмент, где у трубы соло.
А у трубача инструмент на коленке стоит. Карл Ильич к нему
обращается:
— Первая труба, почему вы не играете?
— Карл Ильич, у меня нет сил дуть! Нет сил.
— А вы что, думаете, у нас есть силы?! Давайте работать!
Вот такие фразы и заставляли весь оркестр работать. Были и
групповые репетиции, на которых Элиасберг к каждому подходил:
сыграйте мне это, вот так, вот так, вот так… То есть, если бы не он,
повторяю, никакой симфонии не было бы.

39.

…Наконец подходит 9 августа, день
концерта. В городе, по крайней мере в
центре, висели афиши. И вот еще одна
незабываемая картина: транспорт-то не
ходил, люди шли пешком, женщины — в
нарядных платьях, но эти платья висели,
как на распялках, велики всем, мужчины —
в костюмах, тоже будто с чужого плеча… К
филармонии подъезжали военные машины
с солдатами — на концерт… В общем, в
зале оказалось довольно много народа, а
мы ощущали невероятный подъем, потому
что понимали, что сегодня держим
большой экзамен.
Перед концертом (зал-то не отапливался
всю зиму, был ледяной) наверху
установили прожекторы, чтобы согреть
сцену, чтоб воздух был потеплее. Когда же
мы вышли к своим пультам, прожекторы
погасили. Едва показался Карл Ильич,
раздались оглушительные аплодисменты,
весь зал встал, чтобы его приветствовать…
И когда мы отыграли, нам аплодировали
тоже стоя. Откуда-то вдруг появилась
девочка с букетиком живых цветов. Это
было так удивительно!.. За кулисами все
бросились обниматься друг с другом,
целоваться. Это был великий праздник.
Всё-таки мы сотворили чудо...»

40.

Утром 9 августа состоялась последняя репетиция, а вечером готовился концерт.
Говорили, что дирижёр Элиасберг искал картошку, чтобы накрахмалить белый
воротник и манжеты. И вот, зажглись все хрустальные люстры в зале
Ленинградской филармонии. Музыканты в потрёпанных пиджаках и
гимнастерках, публика в ватниках… Только Элиасберг – в белой манишке, при
бабочке. Войскам Ленинградского фронта был отдан приказ: «Во время концерта
ни одна бомба, ни один снаряд не должны упасть на город». И город внимал
великой музыке. Нет, это был не реквием Ленинграду, но музыка непоборимой
силы, аккорды будущей победы.

41.

Исполнение VII симфонии 9.08.1942 в Большом зале
Филармонии

42.

43.

Через
громкоговорители
концерт
транслировали по
всему Ленинграду.
Его слышали и
немцы на
передовой, и
союзники за
океаном. The New
York Times писала:
«Симфония
Шостаковича
была равносильна
нескольким
транспортам с
вооружением».

44.

Зал филармонии был полон. Публика была самой разнообразной. На концерт пришли моряки, пехотинцы, одетые
в фуфайки бойцы ПВО, исхудавшие завсегдатаи филармонии. 80 минут, пока звучала симфония, вражеские
снаряды в городе не взрывались, потому что по приказу командующего фронтом генерала Л.А. Говорова наши
артиллеристы всё это время вели непрерывный огонь по врагу. Операция называлась «Шквал». А когда
окончилась музыка, Говоров прошёл на сцену и поблагодарил дирижёра. Благодарность он закончил словами:
«Мы тоже исполняли симфонию, только артиллерийскую».

45.

К
зданию филармонии прямо с передовой
подъезжали военные машины. Солдаты,
офицеры… Те, кто не смог попасть в
филармонию, слушали концерт на улице у
репродукторов, в квартирах, в землянках и
блиндажах фронтовой полосы. Когда смолкли
последние звуки, разразилась овация.
Зрители аплодировали оркестру стоя. И вдруг
из партера поднялась девочка, подошла к
дирижёру и протянула ему огромный букет из
георгинов, астр, гладиолусов. Для многих это
было каким-то чудом, и они смотрели на
девочку с каким-то радостным изумлением —
цветы в умирающем от голода городе…

46.

Концерт
в осажденном Ленинграде. Худ. И.А.
Серебряный. 1956 год

47.

Зажжённые
люстры — это прямой ориентир
для немецкой бомбардировки. Но немцы не
стреляли. Они слушали. И это был тот самый
момент, когда искусство встало выше жизни и
смерти, выше войны и человека. Целых 80
минут вместо выстрелов, взрывов и ударов
метронома над городом звучала музыка.
Много позже двое туристов из ГДР,
разыскавшие Элиасберга, признались ему:
«Тогда, 9 августа 1942 г., мы поняли, что
проиграем войну. Мы ощутили вашу силу,
способную преодолеть голод, страх и даже
смерть...»

48.

«Эта симфония очень сильно воздействовала на нас эмоционально. Ритм
вызывал ощущение подъема, полета. В то же время чувствовался
пугающий ритм немецких орд. Это было незабываемо и потрясающе».
«Немцы уже объявляли, что Ленинград — город трупов, что по улицам
ходят мертвецы... И вдруг такая мощная музыка, особенно в той части, где
описано вторжение немцев. Это произвело очень сильное впечатление!».
«Не мне судить об успехе того памятного концерта. Скажу только, что с
таким воодушевлением мы не играли еще никогда. И в этом нет ничего
удивительного: величественная тема Родины, на которую находит
зловещая тень нашествия, патетический реквием в честь павших героев
— все это было близко, дорого каждому оркестранту, каждому, кто слушал
нас в тот вечер. И когда переполненный зал взорвался апплодисментами,
мне показалось, что я снова в мирном Ленинграде, что самая жестокая из
всех войн, когда-либо бушевавших на планете, уже позади, что силы
разума, добра и человечности победили».
«Симфонию Шостаковича... играли не так, может быть, грандиозно, как в
Москве или Нью-Йорке, но в ленинградском исполнении было своё —
ленинградское, то, что сливало музыкальную бурю с боевой бурей,
носящейся над городом. Она родилась в этом городе, и, может быть,
только в нём она и могла родиться. В этом её особая сила».

49.

50.

«Спустя
30 лет, 9 августа 1972 года, наш оркестр,
— вспоминает Ксения Маркьяновна Матус, —
вновь получил телеграмму от Шостаковича, уже
тяжело больного и потому не приехавшего на
исполнение:
«Сегодня, как и 30 лет назад, я всем сердцем с
вами. Этот день живёт в моей памяти, и я
навсегда сохраню чувство глубочайшей
благодарности к вам, восхищение вашей
преданностью искусству, вашим артистическим и
гражданским подвигом. Вместе с вами чту
память тех участников и очевидцев этого
концерта, которые не дожили до сегодняшнего
дня. А тем, кто собрался сегодня здесь, чтобы
отметить эту дату, шлю сердечный привет.
Дмитрий Шостакович».

51.

• Артиллерист 42 армии,
Николай Савков (09.08.1942)
Девятое августа сорок второго,
Площадь Искусств, филармонии зал.
Люди города, фронта симфонии строгой
Сердцем слушают звуки, прикрыв глаза.
Показалось на миг им безоблачным небо.
Вдруг — в симфонию звуки грозы
ворвались,
И сразу лица — полные гнева,
И пальцы до боли в кресла впились.
И в зале колонны, как жерла пушек,
Нацелились в чёрную глубину,
Симфонию мужества город слушал,
Забыв о войне и вспомнив войну…
И не знали они, что, когда в знак начала
Дирижерская палочка поднялась,
Над городом фронтом, как гром, величаво
Другая симфония раздалась.
Симфония наших гвардейских пушек,
Чтоб враг по городу бить не стал,
Чтоб город Седьмую симфонию слушал;
И в зале шквал, и по фронту шквал.
А когда разошлись по квартирам люди,
Полны высоких и гордых чувств,
Бойцы опустили стволы орудий,
Защитив от обстрела площадь Искусств.

52.

Художник: Лев
Александрович
Русов.
Ленинградский
симфонический
оркестр. Дирижёр
Евгений
Мравинский. 1980.
Холст,
масло,174x122

53.

Человек
из оркестра. Маргулис Л., Лениздат,
Команда А, Год издания: 2013.
Статья «Сдавать город нельзя!» - Замостьянов
А., Олейников Д., Журнал “Историк”, №49.
Газета “Комсомольская правда”,
использованы материалы Самарской
областной универсальной научной
библиотеки (копии статей и афиш) и
материалы от Музея Большого театра
(архивные фотографии).
Российская газета от 28.10.2020, статья о
Владимире Кудряшове.

54.

Шмагин
Константин Валентинович